Том 4. Волга впадает в Каспийское море - Страница 4


К оглавлению

4

В лощине ничто не жило. Мертвая тишина была в лощине. Флюоресцировала в небе луна. В доме горело электричество, хрипел усилитель в красном уголке вступительным словом Луначарского. Иван Москва рассказывал, как кашею кормил он мертвецов, – и Иван Москва тогда говорил, путаясь в каше мертвецов, о том, что вот уже больше четверти столетия человечество собирает радий и – что за это четвертестолетие человечество скопило только: около двухсот тридцати граммов радиевых солей.


Обстоятельство шестое.

– – это было в городе Москве, в октябре 1917 года, в дни переворота. Тверской бульвар у Никитских ворот тогда замыкался трехэтажным жилым домом. В этом доме были большевики. В доме напротив, которым замыкался Никитский бульвар, были юнкера. Дом Тверского бульвара был разрушен юнкерами и бомбами и был сожжен. С год после переворота, особенно весною в 1918 году, развалины дома смердили трупами тех, кто был погребен развалинами. Года три этот дом стоял памятником восстания: говорил о дыме революции битой крышей, пустыми проймами окон, обгорелым, расщебленным кирпичом, мусором чугунных балок, подвалов, рухляди. К двадцать первому году развалины были убраны. И в 1922 году на месте развалин, на площадке, обложенной коломенским мрамором, воздвигнут был памятник профессору Климентию Тимирязеву.

Тверской бульвар замкнулся двумя памятниками: Пушкину у Страстной, Тимирязеву у Никитской.


Обстоятельство седьмое, как первое.

«Мне отмщение, и аз воздам» – дикарский закон бумеранга – физический закон действия, равного противодействию – –

Биографическая глава

Биографии людей не всегда начинаются с детства: в иных случаях началом биографий суть – старость, мужество, двадцать лет. Биографии очень многих в России в годы революции начались 25 октября старого стиля 1917 года. Биография Ивана Петровича Москвы началась 25 октября, когда он вылез в биографию по развалинам истории: началом его биографии были – винтовка, ненависть, ничтожество «подкаменных» земель в биографическом его до-бытии. – И не всегда биографии определяют даты дел и рождений: обстоятельства, лежащие вне человека и его воли, бывают иной раз значимей воли и человека.

До-бытие Ивана возникло: «в зырянах», как называли зырян новогородцы, – сами зыряны называют себя коми-народом. Точный перевод – «зыряны» – значит – «оттесняемые». Коми-Иван был сыном коми-народа. Даже в России не многие знают о лесах Коми-земли, непроходимых, непройденных, – и о том, что Коми-земля больше Германии и Франции, вместе взятых, но на Коми-земле всего только семь верст железной дороги. Коми-земля упирается в земли Подкаменные: в до-бытии своем коми-Иван был рабочим Подкаменных, Петром Первым, Демидовыми-Сандона-то и Строгановыми ставленных, чугунолитейных заводов.

Коми-Подкаменье – –

…сказано в Евангелии о том, что Петр есть камень, но Петр же есть и соль земли: Урал – камень. Здесь все завалено камнями и пропитано солью, и на завалинках у новых изб по урочищам и селам кладут здесь соль, чтобы солнце впитало соль в дерево, ибо тогда стоят срубы столетьями: на солях и на камнях нет ни чахотки, ни тифа, ни холеры, и деревья растут в сорок аршин ростом и в два человеческих обхвата. – «Время застит» – уральская пословица, – и все же видно через века, как просолились эти места Иваном Грозным, заселителем «Перми Великой – Чердыни» (чердынцы называют себя – чердаками), «именитыми людьми» Строгановыми (дома от Строгановых и соборы стоят в Усолье, и в Соликамске, и в Усть-Сысольске), здесь памятно имя Ермака, покорителя Сибири, подлинное имя которого – Василий Тимофеевич Аленин. Время застит, – но видно, как ушкуйное, сиречь разбойное, происхождение Строгановых от вольной великоновогородской вольницы – пересолил, перековал Петр Первый – железными заводами (Турчаниновы в городе Соликамске для санкт-петербургского их величества Екатерины и Елизаветы дворов – растили бананы! – так это было уж после Петра). Здесь спрашивают человека:

– Кто ты?

Отвечает:

– Крестьянин.

Спрашивают:

– Твое имущество?

Отвечает:

– Два ружья да пять собак!

и из этих двух ружей одно дедово, кремневое, – и из этих пяти собак одна на белку, другая на медведя, третья на рысь. Белок бьют из кремневого дробинкою в глаз: если попал в другое место, шкурка бракована. Налоги берут здесь с ружей, – и недавно еще брали – с луков.

Здесь в Верхнюю Лупью четыре месяца в году никак не проедешь, а в иное время и зимой и летом туда ездят на санях: телег там не видели. Здесь, если надо человеку побывать верст за сорок, он говорит: – «ничего, побежу!» – сбегает и к полночи будет дома.

Здесь в лесах – подкаменные земли здесь рудны, магнитны, серебряны, золоты – на реке Доеге здесь по Каменному хребту шел изыскатель, сыскал избу: в избе жил крестьянин, – так, мол, и так, жизнь, – крестьянин свел изыскателя к ручью, копнул лопатой, посыпал с лопаты:

– Смотри, гражданин анженер, – чистое золото. На золоте живу, а хлеба – нету.

Здесь в лесах, на горах, на реках – много находят костей мамонта – и никак нельзя их донести до музея: местная народность пермь считает кости мамонта – «мунянь» – земляной хлеб – целебным снадобьем, священным, – и деревнями собирается пермь есть Мамонтовы кости.

Здесь в лесах, на горах, на реках – в тысячах верст – здесь прокуратура рылась – уже после революции – в советском законодательстве, – чтобы подыскать статью, коей карать нижеследующее массовое деяние: роют охотники здесь могилы детей, отгрызают (обязательно зубами) руку ребенка и – сушат ее; сушеную руку носят с собою охотники по лесам и носит жулье, ибо эта рука отведет и руку закона, и лапу медведя: о статье запрашивали центр.

4